Покаяние - как проспавшая, но проснувшаяся совесть. Случается так, что не всегда и запомнишь, где и в чем согрешил. Пройдёт лет двадцать после проступка и начинает копошиться в душе небольшой такой червячок, напоминающий о твоём грешке, и червячок этот перестает тогда только напоминать о себе, когда прилюдно признаешься в своей вине.

Произошло это, когда учился я в 8 классе, то есть году в 1960. Намечался в Ленинградском СВУ большой капитальный ремонт и на задний двор завозили и складывали прямо под открытым небом строительные материалы. Привезли много упаковок больших толстых стекол для окон. В каждом ящике листов по 10 размером метра полтора на 70-80 сантиметров. Ящики вдоль стены склада поставили в несколько рядов, поливало их дождиком и сушило солнышко.

Как всегда, за разные провинности получали мы наряды вне очереди, и другие наказания, справедливые и несправедливые, нам доставались. Мы всегда на офицеров-воспитателей обижались, но ответить было нечем, разве только какой-то шалостью, иногда весьма чувствительной.

Прогуливался я как-то после обеда на спортплощадке, что на заднем дворе устроена была, и со мной кто-то из товарищей был. Дело было вечером, делать было нечего. Ходили мы ходили в поисках приключений и набрели на ящики с большими стеклами. Стекла заманчиво поблескивают между редко сколоченными досками, так и просится стекло под камушек. Злости в душе накопилось много, да и руки чешутся какую-нибудь пакость натворить.

• Давай по стеклу вмажем!

Камней под ногами много, искать не надо. Отошли метров на 5 и после хорошего размаха летит небольшой булыжник в сторону ящика. Мимо, в доску попал. Прицеливаюсь, бросаю. Попал. Стекло дробится на большие куски. Появляется спортивный азарт.

• Давай попробуем, кто больше стекол одним ударом разобьет.

Мы забываем, что из окна начальника училища это место видно, да из других окон тоже. Нам везет, никто не заметил. Бьём и бьём, вымещая злость и обиды свои на стеклах. Одним ударом 2-3 стекла толстых разбиваем. О том, что это дорого стоит, не думаем. Наши сверхсрочники воруют больше и – ничего.

Наигравшись, убегаем в здание. Теперь уже боимся, чтобы нас не поймали. Страшно подумать о возможной каре.

Через несколько дней командир роты на общем построении говорит о том, что кто-то разбил много стекол и называет огромную сумму денег. На какое-то время в душе моей поселяется страх. Такой страх бывает у труса. О признании и раскаянии мы и не думаем, потому что наказание будет очень жестоким.

Проходит время, заканчивается ремонт, в который вложен и наш тяжелый труд. Мы ломали печи-голландки в бывших курсантских казармах, носили в казармы тяжелые чугунные батареи отопления, расширяли коридор из столовой в клуб, выносили огромные объемы строительного мусора.

После летних каникул все забывается, но через много лет я вижу себя со злым лицом бьющим пачки толстого стекла.