О качестве обучения в нашем училище можно говорить только похвальные слова, которые будут справедливы относительно почти всех предметов. Не случайно казанские суворовцы весьма часто выходили победителями городских математических и физических олимпиад, а при поступлении в военные училища или гражданские высшие учебные заведения не испытывали трудностей и намного опережали по уровню знаний своих однокурсников, пришедших из гражданских школ.

С нашей стороны отношение к преподавателям также имело индивидуальные особенности. Большинство из них имело у нас “подпольные” клички, как правило, связанные с особенностями их внешности или манеры преподавания, иногда мы допускали по отношению к ним отдельные не всегда безобидные выходки, которые скорее совершались не со зла, а по недомыслию, от недостаточной нашей дальновидности и незрелых оценок возможных психологических последствий. Точнее сказать, мы часто просто не задумывались, что наши действия могут обидеть человека.  

С большим удовольствием вспоминаю уроки математики, на которых под руководством капитанов Леонида Иосифовича Ярошенко и Ивана Корнеевича Федотова мы осваивали азы арифметики, алгебры, геометрии и тригонометрии, а в выпускном классе и высшей математики, о которой в то время в средних школах даже и не слыхали; уроки физики майора Николая Ивановича Баринова, биологии – майора Рябенкова Георгия Кузьмича и капитана Лепилова Роберта Петровича, химии - капитана Гении Васильевны Морозовой, да и практически по всем другим предметам. О некоторых преподавателях расскажу несколько подробнее.

Николай Иванович Баринов. Его уроки были нам всегда интересны. Во-первых, физика окружает нас каждый день, во-вторых, занятия проводились в физическом кабинете и все рассказы, как правило, сопровождались опытами. Довольно частыми были лабораторные работы, на которых мы сами могли воспроизвести показанные ранее опыты и пощупать руками изучаемые явления. Иногда наши опыты сопровождались замыканиями, вспышками, искрами. И преподавателю надо было очень внимательно следить, чтобы наши опыты обошлись без жертв. В результате мы довольно хорошо разбирались во всех разделах физики – оптике, акустике, электричестве, а затем и в ядерной физике.

Николай Иванович часто устраивал общеучилищные физические конкурсы, привлекал наиболее успевающих суворовцев для участия в городских физических олимпиадах, где мы нередко выходили победителями. Работал также физический кружок для желающих глубже проникнуть в тайны физики.

Через несколько лет после нашего выпуска Николаю Ивановичу было присвоено почетное звание “Заслуженный учитель РСФСР”. Его сын, Валерий Баринов, закончил наше СВУ в 1958 году (10-й выпуск).

Однажды Николай Иванович произнес оригинальную фразу, которую я запомнил до сих пор. Это было на уроке, когда наш постоянно неуспевающий Юра Груздов вдруг неожиданно хорошо ответил на вопрос, чем очень растрогал нашего преподавателя. И на реплику одного из наших суворовцев по поводу того, что много задали, Николай Иванович сказал: “Все ваши скептические тенденции разбиваются об энтузиазм Груздова!”

Иван Корнеевич Федотов умел заставить нас не просто заучить правила и приемы, но и творчески применять их. Он всячески поощрял наши поиски нетрадиционных способов доказательства теорем, путей решения задач и примеров. Он говорил и доказывал на практике, что достаточно запомнить только основные правила и на их основе всегда можно доказать самые сложные математические положения. Потом он требовал от нас применения этих самых основных правил при доказательстве разных теорем и решении примеров. Иногда занятия математикой переносились в парк, где мы с помощью нивелиров и теодолитов осваивали практическую геометрию. Такое поощрение нашего творческого отношения к предмету позволяло нам легко его осваивать. И контрольных работ по математике мы не боялись, иногда успевали за отведенное время выполнить не только свой, но и все остальные варианты заданий.

Во время экзаменов у нас поощрялось, если суворовец шел отвечать по билету без подготовки. За смелость ему гарантировалась прибавка к его заслуженной оценке дополнительного балла. Помню, как я на одном из таких экзаменов отвечал без подготовки не по одному, а по двум билетам. Этот прием пытались использовать и те ребята, которые чувствовали свою слабину, надеясь вместо двойки получить хотя бы “трояк”. Кроме любви к математике Иван Корнеевич был заядлым охотником и рыболовом. Иногда во время уроков мы просили его рассказать о своих походах, чтобы немного расслабиться от нового материала. Он охотно шел на это, но нить урока не терял и программный материал все-таки успевал нам дать. Должен сказать, что метод преподавания математики в нашем училище мне представляется более рациональным, чем те, которые использует большинство современных школ. В этом я убедился на примере школьного обучения собственной дочери, когда мне при оказании ей помощи пришлось познакомиться с современным учебником математики.

За период обучения в СВУ мы прошли не только школьную программу, но и приобщились к таким разделам высшей математики, как пределы и дифференциальное исчисление. В те времена они не входили, как сейчас, в школьную программу, а изучались в вузах. Потом это здорово пригодилось и помогло тем, кто попал в высшие технические училища или институты. Кстати, такой задел был сделан и по другим предметам – физике, химии, черчению, …

Кроме того, Иван Корнеевич вел дополнительно математический кружок, где можно было приобщиться к тем разделам этой науки, которые не входили в программу обучения. Занятия кружка проходили не только в училище, но и на базе Казанского университета. Наши ребята довольно часто участвовали в общегородских математических олимпиадах и, как правило, выходили победителями. На кружковых занятиях по математике мы изучали теорию числе, неопределенные уравнения (где число неизвестных больше числа уравнений) и другие разделы.

Иван Корнеевич был не только хорошим преподавателем, охотником, но и большим любителем пошутить. Он с юмором преподносил нам свои охотничьи истории во время коротких отвлечений от программы уроков. Не упускал возможность ехидно подшутить над неуспевающими или над допущенными кем-то из нас оплошностями.

Иногда он подшучивал, причем достаточно жестко, над своими соратниками-преподавателями. Приведу два примера, рассказанные позже, уже в 1998 году, преподавателем французского языка Редозубовым К.Н.

Однажды утром Редозубов шел вместе с Федотовым на занятия в училище. Впереди на некотором удалении шел преподаватель русского языка капитан Петров. Федотов решил над ним подшутить. Он подозвал двух малышей, которые гуляли невдалеке, дал им по конфетке и попросил их догнать впереди идущего дядю (Петрова) и кричать ему вслед “Папа, на кого ты нас покидаешь?”. Когда Петров понял, что громкие крики ребят относятся к нему, он вынужден был бегом броситься от ребят, чтобы поскорее укрыться от них за забором училища. Благо, это было недалеко.

В другой раз объектом его шутки стал сам Редозубов, который шел впереди Федотова с молодой женой, женившись буквально пару месяцев назад, на какое-то торжественное мероприятие в училище. Федотов достаточно громко, чтобы наверняка его слышали Редозубов с женой, спрашивает у своего спутника: “Послушай, это не Костя там впереди? Надо же – каждый день с новой женщиной! Вчера – с одной, сегодня - с другой…”. Ничего себе шуточки? Потом, правда, он извинился перед ними за эту шутку.

После ухода из училища Федотов долгое время преподавал математику в Казанском университете. Сын Ивана Корнеевича продолжил дело отца, тоже стал математиком.

Михаил Архипович Соколов, когда мы пришли в училище, уже преподавал у нас историю. До этого он был преподавателем физкультуры. Его мы наградили кличкой “Политик”. Он – большой любитель истории и неутомимый рассказчик. Преподносимый им учебный материал воспринимался нами как волшебная сказка. Он сам как бы переживал вместе с нами те исторические события, о которых рассказывал. Стал уже легендой случай, когда он при словах “И Карфаген пал!” не смог удержать слезы огорчения и жалости. Очень интересно и приятно было встретиться с ним на нашей первой юбилейной встрече в Казани, когда мы отмечали 30-летие училища. Встреча была очень трогательной. Мало того, что он помнил всех нас, и узнавал каждого в облике уже взрослых офицеров. Он о каждом рассказал какие-то свои личные впечатления, относящиеся ко времени учебы, которые он держал у себя в памяти.

Константин Николаевич Тураев – преподаватель русского языка и литературы. Он отличался силой своих пальцев и демонстрировал нам свое умение расколоть ударом пальца кусок сахара-рафинада. Если он брал за локоть провинившегося суворовца и слегка сжимал свои пальцы, то тот сразу же успокаивался, а потом еще долго помнил это пожатие. Во время встречи в сквере училища на 40-летнем юбилее, он встретив Славу Соколова, представился ему: “Майор Тураев”. Слава ему в свою очередь: “Полковник Соколов”. Потом пошли воспоминания. В один из моментов Слава Соколов сказал ему, что помнит дату рождения его сына – 29 февраля, чем очень удивил и порадовал Константина Николаевича.

Пасюк Николай Степанович, преподаватель математики. Он плохо видел вблизи, чем суворовцы часто пользовались. Иногда, когда он подзывал к себе суворовца, пинающего консервную банку, чтобы сделать ему замечание за порчу обуви, тот старался подойти к нему практически вплотную. Это гарантировало, что Николай Степанович не сможет разглядеть твоего лица, и давало возможность избежать последующего наказания. Пасюк при этом говорил, нажимая на букву “о”: “Отойди подальше, не вижу!”. Говор у него был волжский, окающий.

Михаил Васильевич Петухов, преподаватель черчения и рисования, имел борцовскую внешность. Он часто рассказывал нам о своих успехах в классической борьбе, встрече с Иваном Поддубным. Однажды он рассказал нам, как по приезде в Казань подвергся нападению двух грабителей, которые хотели снять с него часы. Он взял их за шкирки и стукнул лбами, чем инцидент и закончился. Мы относились к его рассказам с некоторым недоверием, но он сумел нас убедить. Однажды на уроке черчения он сказал, что сегодня на занятиях с офицерами он зубами поднял за ремень майора Пасюка. Мы засомневались. Тогда подполковник Петухов подошел к преподавательскому столу, убрал с него книги, присел, взял стол зубами за угол и стал подниматься. Одна из ножек стола упиралась ему в живот. Он выпрямил свои ноги, и стол оказался поднятым вверх, оставаясь в горизонтальном положении. Мы просто обалдели. После этого мы его сильно зауважали и верили всем его рассказам.

Лев Алексеевич Гугнин. В нашей роте он не преподавал и мы больше знали его по организаторской работе и по рассказам старших товарищей. Какое-то время он заменял офицера-воспитателя во втором взводе нашей роты. Это был душевный и уважаемый человек, неугомонный, активный и энергичный. Суворовцы помнят, как он пресек баловство, когда суворовцы во время уборки картофеля стали бросаться картошкой. Еще больше он раскрылся во время наших встреч с ним уже в Москве, спустя много лет после окончания суворовского училища. Он часто приезжал к нам. Через Толю Фролова, который соответствовал ему своей неугомонностью, собирал тех, кто был в это время в Москве, иногда мы вместе ходили в баню. Таким мы и запомним его как своего близкого и хорошего друга.

Владимир Петрович Луговский, преподаватель русского языка и литературы. Предмет вел хорошо, под его руководством мы научились грамотно писать, неплохо знали отечественную литературу. Его высокая требовательность заставляла нас тщательно заучивать заданные на дом стихи или куски текстов. Некоторые из заученных тогда стихотворений и прозаических отрывков я помню до сих пор. Луговский пришел к нам из гвардейской части, чем очень гордился. Кроме того, по нашим наблюдениям, майор Луговский был большим любителем женского пола и, по-видимому, отдельные из наших преподавателей-женщин отвечали взаимностью этому усатому гвардейцу. По крайней мере, некоторые суворовцы случайно заставали его в какой-либо спальне за интимной беседой с преподавательницей музыки или французского языка.

С ним и его гвардейством связан один эпизод, о котором следует рассказать. Однажды майор Луговский заменил нам занятия литературой на строевую подготовку. Причиной такой замены послужило следующее обстоятельство. В начале каждого урока при входе преподавателя в класс дежурный по отделению командовал: “Встать! Смирно!” и докладывал преподавателю примерно так: “Товарищ майор! Первое отделение 2-ой роты в количестве 24 человек готово к занятиям. Дежурный – суворовец Иванов”. После этого преподаватель поворачивался лицом к классу и говорил: “Здравствуйте, товарищи суворовцы!”, на что мы хором отвечали: “Здравия желаем, товарищ майор!” Майор Луговский, имея звание “гвардии майор”, желал, чтобы мы на его приветствие отвечали: “Здравия желаем, товарищ гвардии майор!”. Довольно долго мы так и делали. Но однажды во время очередной военной подготовки, изучая устав внутренней службы, мы узнали, что при групповом приветствии приставка “гвардии” не должна использоваться. Поэтому мы договорились на следующем занятии действовать в соответствии с уставом. Когда же Луговский услышал наше непривычное приветствие, то оно вызвало у него непонятное нам чувство раздражения, и после нескольких повторных попыток с аналогичными нашими ответами занятия литературой прекратились и началась строевая подготовка с отработкой правильного, с точки зрения майора Луговского, ответа на его приветствие. Для этого наше отделение было выведено на аллею училищного парка, чтобы наши приветствия не мешали остальным классам нормально заниматься. Процедура нашего перевоспитания состояла в следующем: после нескольких кругов прохода по аллее отделение останавливалось, майор Луговский произносил: “Здравствуйте, товарищи суворовцы!” и выслушивал наш уставной ответ. Затем процедура повторялась. По мере того, как время шло, не принося результатов, пешее движение иногда заменялась бегом и наоборот. Где-то примерно минут через 25-30 таких упражнений некоторые из суворовцев начали сдаваться, и в ответах стало появляться слово “гвардии”. Луговский выводил из строя таких гавриков-отщепенцев и разрешал им отдыхать, а с остальными продолжал занятия. Постепенно приверженцев устава становилось все меньше. Когда же их количество сократилось до шести или восьми человек, занятия были прекращены, оставшиеся “твердые искровцы” были переписаны с “вручением” каждому по два наряда вне очереди, которые потом и были отработаны ими. Тем не менее, в дальнейшем на его приветствие мы отвечали уже по уставу. Этот эпизод никак не повлиял на наше к нему уважение и благодарность за предоставленные нам знания и навыки. Еще до окончания нашего обучения майор Луговский уехал из училища к новому месту службы.

Лепилов Роберт Петрович. Преподавал у нас биологию, включая ботанику, зоологию и т.д. Надо сказать, что этот предмет любили не многие из нас. А потому учили его слабо, больше полагаясь на возможность во время ответа воспользоваться помощью товарищей. И такая помощь, как правило, приходила. Особенностью Лепилова было то, что он во время урока сидел за своим преподавательским столом, практически не двигаясь и не поворачиваясь. Поэтому было два варианта подсказки. Один из них заключался в том, что сидящий на первой парте суворовец открывал учебник на нужной странице, опускал его вниз около внешней стороны парты, чтобы он не был виден преподавателю, а отвечающий мог его прочитать. И тот, кто отвечал, стоял несколько впереди стола преподавателя и просто читал учебник, добавляя свои слова для объяснения. Другой вариант был еще проще. Тот, кого вызывали, шел отвечать к доске, пряча сбоку учебник, устраивался чуть позади преподавателя и зачитывал из учебника за его спиной нужный раздел. Если вдруг преподаватель, почуяв что-то по нашей реакции, начинал поворачиваться, чтобы взглянуть назад, а это выполнялось очень медленно, то отвечающий суворовец прятал книгу за спину, принимая задумчивый вид. Когда преподаватель возвращался к нормальному положению, чтение материала продолжалось. Уроки биологии дополнялись практическими работами на нашем пришкольном участке, где за нами были закреплены определенные кусты, растения, за которыми мы должны были ухаживать. Некоторым эти работы доставляли удовольствие, а для других были как наказание.

Редозубов Константин Николаевич. Пришел в Казанское СВУ в 1954 году после завершения службы летчиком-инструктором и окончания с отличием педагогического факультета военного института иностранных языков. Преподавал в училище французский язык до 1959 года, когда его направили с дипломатической миссией во Вьетнам. Там он пробыл 3 года, обучая представителей высшего военного командования северного Вьетнама русскому языку через французский. После возвращения оттуда до увольнения в запас преподавал в Военном институте имени Тореза, затем – в дипломатической академии, а последние годы до окончательного увольнения – заведующим кафедры иностранного языка Университета, которая обслуживала все факультеты “естественного” цикла – связанные с физикой, химией, техникой, механикой. Ввиду отсутствия хороших учебников французского языка по естественным наукам он сам разработал такие учебники не только для Университета, но и для школ, где преподавание физики, химии, техники, ведется на французском языке. Эти учебники получили всесоюзное признание и были выпущены общим тиражом более 150 тыс. экземпляров. В настоящее время, несмотря на инвалидность, продолжает активно трудиться уже на литературном фронте. В 1998-99 годах выпустил три сборника стихов.

Главным в нашем обучении было стремление преподавателей разбудить в нас не только интерес к своей дисциплине, но и наше творческое участие в самом процессе изучения, что, как сейчас это видно, стало залогом наших прочных знаний