Наш Н-ский полк подняли по тревоге в ночь с девятнадцатое на двадцатое января. Мы еще не знали, что и где случилось, но то, что случилось что-то чрезвычайное – было ясно. Союз разваливался на глазах, утопая и захлебываясь своей собственною кровью от данной Горбатым свободы. Самой горячей точкой был Кавказ. Приехавший недавно из Баку лейтенант Мадашев рассказывал страшные вещи. Как прямо посреди города убивают армян. Как в наглую, открыто грабят всех не азербайджанцев. Как грабят магазины. И это – Баку! Самый интернациональный и дружный город Союза! В это не хотелось верить.

Двадцатого января сборный батальон от полка с полным комплектом необходимого тылового имущества и оружием по штату вылетел на военном транспортном самолете в направлении, известном только экипажу самолета. Приземлившись, увидели – Ереван. Нас придали Ереванскому полку, находящемуся возле коньячного завода. Армяне уже знали, что произошло в Баку, и радостно приветствовали нас.

Тыловики – падлы. Не зря строевые офицеры их ворьем называют. Когда нас в срочном порядке отправляли на Кавказ, то просто не было возможности пересчитать и перепроверить, сколько и чего нам выдали с собой из вещевого и продовольственного довольствия. Начвещ и начпрод горячо уверяли, что выдали все, что положено, и подсовывали для подписи накладные. Мол, даже лишнее дали, но это ничего, война все спишет! Какое там все! Трети не додали, что выяснилось только в Ереване. Пришлось пайки урезать и недоедать, солдатам постельного белья не хватило…

Один день нам дали на доукомплектование, и мы с интересом пошли погулять по городу, который, как писали все газеты, находится в жесткой блокаде, зажатый с двух сторон Азербайджаном. Мы ожидали увидеть пустые магазины, дикие цены на продукты, голодующих людей, но были поражены. Я первый раз в жизни узнал, что сливочное масло может быть пяти сортов, а колбаса пятнадцати, и главное, все это есть на прилавках! Зефир в шоколаде, птичье молоко, сотни других сладостей. В одном кафе, мы спросили угостивших нас вином и не желающих выслушивать отказ армян, неужели это и есть – блокада? Те откровенно недоуменно уставились на нас: “Э, видели бы вы, как мы жили до блокады!”.

На следующий день мы ушли в Ленинакан. С прибытием военных боевики оставили город, и нам была поставлена задача - зачистить его в поисках возможно оставшихся бандитов.

Там у меня прибавилось седины. Я не думал, что могут быть такие звери. Мы шли по разрушенному роддому, и душа моя окаменела. Я не мог плакать, не было слез от испытанного мною шока, такого я не видел даже в Афганистане. Мне казалось, что я попал в другой мир. Хотелось верить, что все, что я вижу вокруг, только снится мне, что меня окружают видения. Мы закрывали глаза мертвым роженицам со вспоротыми животами, мы собирали останки не родившихся младенцев, разорванных за ноги пополам, мы собирали отрубленные головы рожениц с выколотыми глазами…. Ненависть душила меня. Все взывало ко мне, все требовало мщения. Мне хотелось убивать этих двуногих выродков, я постарел в тот день на несколько лет…